[I]Моё чудовище воет где-то за стенами нашего черного замка.
Я закрываю глаза и мне кажется, что, вместе с сотнями вспышек факелов, наступила зима.[/I]

_
Когда я была совсем юной девушкой - мне всё давалось легко. Я сплетала счастье из ветра и первых весенних рос, обвивала свои волосы яркими лентами и даже нежные голубые цветы, которые росли на речном берегу, не могли сравниться с глубокой синевой моих глаз. Каждую летнюю ночь в мой маленький домик, на самом краю речного селения, приходили заблудшие и истерзанные люди, чтобы поклониться моей красоте и поверить в мою ворожбу. И я дарила им своё, вытканное из небесных узоров, счастье, не скупясь, врачевала их больные сердца и души. "Летняя ведьма" - поговаривали в далёких больших городах. "Летний ангел" - благоговейным шепотом повторяли паломники.
А холодной зимой я запиралась в своём маленьком тёмном домике, и читала старинные книги. Не разжигая огня.
Они согревали мне руки, дарили мудрость и сохранялимою жизнь, слабой искоркой вздрагивающую от каждого порыва ледяного северного ветра. "Ишь, спряталась. Цветочек-то зимы боится!" - перешёптывались поварихи и прачки. "Она погибнет в тот же миг, как её нога коснётся зимнего снега" - передавалось из уст в уста простое пророчество.
А я сидела у окна с очередной книгой в руках и смотрела потерявшими синеву глазами, как суетятся бедные, измученные люди, под смертельно опасным для меня снегом, и ждала. Приходила весна, а за ней начиналось бескрайнее лето. И синева вновь возвращалась в мои глаза, и руки послушно вплетали яркие ленты в блестящие волосы.


За волчьим лесом, не далеко от речного селения, на высоком вороньем холме, стоял заброшенный старый замок. Даже чёрные птицы, чьим именем люди прокляли это место, не смели приблизиться к самой маленькой башенке, коснуться ограды, давно покрывшейся рыжиной ржавчины и тлена. Люди твердили мне и друг другу: "Стены не забывают зла".
Но он манил меня так отчаянно... Каждый камень могучего замка кричал и плакал в моих предрассветных снах, умолял меня явиться на зов, очистить его от боли и памяти.
И, в канун своего двадцатилетия, я решилась. Я распустила свои яркие ленты, надела лёгкое белое платье и отправилась в путь, босиком ступая по раскалённым дорожным камням. Мои бедные слабые люди плакали, глядя мне в след. Только маленькие дети и некоторые старики улыбались и верили: "Она не может сгинуть в этой громадине. Только зима способна убить нашего Летнего ангела".

Тяжелые ворота открылись бесшумно, пропуская хрупкую вспышку тепла и света - мой тоненький силуэт. Колючие кусты расступались и, казалось, уползали в тень, боясь коснуться моего тонкого летнего платья. Вверх по винтовым лестницами, затем пустынными коридорами.... Старых замок вёл меня, смыкая привычную тьму за моей спиной.
Я шагала без страха, босые ноги ощущали холодный мощеный пол. Ощущали пахнущий сыростью камень и что-то ещё, медленное и вязкое, уползающее в незаметные щели, стоило только опустить взгляд.
Всё выше и выше, в главную башню. Я толкнула руками тяжёлую дубовую дверь. Она распахнулась так быстро, как-будто всю жизнь ждала только меня. Глубокий вдох, ещё один шаг, и.... Яркий свет ослеплял и жёг сильнее, чем золотое июльское солнце. Когда я смогла снова открыть глаза - на меня смотрела прекрасная молодая девушка. Светлые волосы убраны разноцветными лентами, тонкие белые руки, алые губы. И даже речные незабудки не могли бы сравниться с синевой её глаз... Я протянула руки к видению, и моё отражение в старинном серебряном зеркале, тоже сделало шаг вперёд. В миг, когда наши пальцы сомкнулись, пыльное стекло прочертила глубокая молния трещины. Заголосили, засмеялись, заплакали тысячи каменных голосов. И время остановилось для меня.
С того момента я не покидала, ставший уже моим, заброшенный замок. И, вскоре, в его окна начал пробиваться солнечный свет, шипастые кусты в садах покрылись алыми и белыми розами. Забили журчащими струями фонтаны, исчезли тени. Мой замок возвращал себе утраченное когда-то великолепие. Только трещина на прекрасном зеркальном стекле становилась всё шире и глубже, и всё громче рокотали голоса, забившиеся в её темноту.
Моё двадцатое лето вскоре закончилось и наступила зима. Но не книги уже согревали мои пальцы. Не они сохраняли мне жизнь. Я больше не покидала комнаты с зеркальным стеклом, не отрывала взгляда, стараясь запомнить каждую благородную линию на своём безупречном лице, каждый томный изгиб своего гибкого статного тела. Только всё чаще мне казалось, что что-то смотрит на меня из глубины моих собственных глаз.

Минули месяцы. Старый замок был теперь совсем светлым, но птицы по-прежнему на прилетали в его сады. Только люди перебороли страх и уже в замок потянулась длинная вереница моих усталых паломников. Я улыбалась им, как и раньше, но ни один из них не вернулся назад. Что-то изменилось во мне, но тогда ещё я этого не замечала... Я наняла слуг из числа молоденьких девушек, что выросли на родном мне речном берегу, чтобы они следили за моей красотой. Иду, чтобы та расчёсывала мои золотистые волосы. Аду, чтобы она увлажняла маслами мою нежную белую кожу. Зару, чтобы шила шелка моих одеяний. Дару, чтобы набирала горячие пенные ванны. Последней я призвала к себе Розу, чтобы она готовила изысканные кушанья и подавала их в излюбленную мной комнату с зеркальным стеклом. Все девушки были юны и прекрасны, как первые цветы. Но даже их красота меркла рядом со мной.

Так пролетело пять долгих лет. Я любовалась своим отражением, когда в комнату вошла Роза, с подносом чёрного винограда. Но миг её лицо отразилось в моём серебряном зеркале. Чёрные блестящие кудри спадали на нежный высокий лоб,

• 
• 
•