- Элементарные правила личной гигиены не позволяют мне подать Вам руку.- Сказал Седовласый, чуть наклонив голову, и в этот момент стал похож на говорящего ворона. Сходство добавляли острый, хищный нос и смокинг.
На мгновенье в памяти Петра мелькнуло воспоминание из кинофильма, книги или сна, как в подобной ситуации молодой и гордый гасконец, закусив губу, становится белым как мел. Отшатывается словно от пощечины, и в слепой ярости рвет из ножен шпагу, выхватывает пистолет или кидается с кулаками на обидчика. Жизнь – Родине, честь – никому!
В памяти мелькнул гасконец, перед глазами полыхнуло и погасло пламя. У Петра не было права на личную обиду. Ему надо было работать, выполнять свой долг.
- Чем же я заслужил Ваше неудовольствие, уважаемый Глеб Григорьевич? – Петр раскрыл руки для радушных объятий, от которых Седовласый безуспешно попытался уклониться.
Но Петр сграбастал Седовласого, заключил в медвежьи объятья, и трижды, по русскому обычаю, облобызал. И только после этого разжал руки.
Седовласый достал платок и стал брезгливо вытирать щеки.
- Что Вы, Глеб Григорьевич, мы же с вами в одной лодке, одно дело делаем. – Сокрушался Петр, совсем не замечая бурных эмоций Седовласого.
- Я с вами на одной поляне…
- Полно, полно, Глеб Григорьевич, не знаю, что там вам напели мои недруги…
- И про Нижневишневское вы не в курсе? Сколько вы там за тендер откатили?
- Побойтесь Бога, Глеб Григорьевич. Я думал, это вы мне сделку сорвали. – Теперь можно напустить на лицо выражение обиды.
- Разве «Трансконтинент» это не вы и ваши партнеры?
- С Жигалкиным мы разбежались ещё до аукциона.
Седовласый внимательно посмотрел на лицо Петра. Что он там хотел увидеть, как покраснеют мочки ушей от вранья, как сузятся или расширятся зрачки, как дернется жилка на щеке? Тоже мне Детектор Лжи.
Седовласый протянул руку:
- Без обид Петр Алексеевич. Я был неправильно информирован.
- Разгоните на хрен свою службу безопасности. Она у вас мышей не ловит. – Добродушно пробасил Петр.
- А не выкурить ли нам по сигаре, а, Глеб Григорьевич? – Приглашающим жестом указал Петр на кабинет.
- И непременно по коньячку.
Старичок клюнул на коньячок.

Петр пригубил коньяк, поставил бокал на стол.
Как же я порой ненавижу свою работу, подумал он. Гасконец уже проткнул бы этого напыщенного индюка, да и сам Петр пару лет назад заставил бы Седовласого сожрать галстук, предварительно разломав об голову Глеба Григорьевича всю офисную мебель, стоящую в кабинете.
А компьютерным кабелем удобно душить. Мысль была приятна, как бывают приятны только настоящие дела и поступки.
Но, надо улыбаться и вести переговоры. Худой мир по-любому лучше доброй войны.

Р.А.

• 
• 
•